|
Красотка с калифорнийского пляжа, сектантка, звезда теперь уже
классических фильмов, приемная мама, постоянная посетительница кабинета
психоаналитика… Встреча с Мишель Пфайффер, которая шагнула от теории
относительности к ее многообразной практике.
В выражении ее лица
есть что-то похожее на беззащитность. Тонкие, будто прочерченные
заточенным грифелем черты. Состоящие из остреньких уголков, нервных
треугольников... Мелкие смешливые морщинки – будто от излишней мимики.
Но мимики почти никакой. Уголки рта, приподнятые будто в готовности к
улыбке. Огромные, прозрачные, словно наполненные слезами глаза. Но у ее
глаз зеленый цвет. Цвет надежды.
 Мишель Пфайффер стряхивает
пушинку с джинсов элегантно-женственного кроя
(«Да, джинсы – моя
униформа, у меня их штук 15!» – признается эта звезда ковровых дорожек и
королева декольте), засучивает рукава у рубашки с флоральным принтом
(«Совсем не знаю, кто дизайнер… Нет, знаю! Сиенна Миллер. Помню, потому
что коллега!») и готовится отвечать на мои вопросы. Но теперь, когда я
вижу ее вот так близко, в портовом ресторане в Сан-Франциско с дощатым
полом и дощатыми же столами, где готовят и здешнюю морскую живность, и
классические ребрышки из Монтаны, в месте, где в этот послеобеденный час
только мы и два клерка, живо обсуждающих что-то за своим столиком, меня
совершенно покидает чувство, что я на ответственном интервью с актрисой
из голливудского «списка А», безусловной звездой, гарантом
многомиллионных кассовых сборов…
Меня теперь совершенно не удивляет, что
однажды в Барселоне, когда Пфайффер со своей гримершей вышли на
прогулку («историко-культурного уклона», она говорит), поклонники
приняли за актрису ее блестящую спутницу... Она явно старается быть
незаметной, не привлекать внимания, не навязывать себя миру. Откуда
такая щепетильность?
Даты
* 1958 Родилась в Калифорнии, в
многодетной семье Ричарда и Донны Пфайфферов.
* 1979 В телесериале Delta House играет девушку по прозвищу Секс-бомба.
* 1983 «Лицо со шрамом» Брайана де Пальмы
* 1988 «Опасные связи» Стивена Фрирза
* 1993 Удочеряет новорожденную девочку, Клаудию Розу, и выходит замуж за
драматурга Дэвида Келли.
* 1994 Рождение сына Джона-Генри
* 2011 Снимается в комедии Гэрри Маршалла «Канун Нового года», драме
Welcome to People Алекса Курцмана и «готической сказке ужасов» Тима
Бертона Dark Shadows.
Psychologies: Люди на улицах вас не узнают,
журналисты при встречах поражаются вашему «незвездному» виду и
сдержанности. Человек, встретивший вас в парке, где вы гуляли с собакой,
изумленно написал в своем блоге: «Невероятно красивая, но скрывает
это». Вы явно пытаетесь ускользнуть от взгляда, остаться незамеченной.
Зачем?
 Мишель Пфайффер: Да ведь достаточно того, что на экране я
вполне на виду! Для меня так даже слишком. Моя мечта – и на экране быть
неузнаваемой. Чтобы можно было наконец оценить мое качество, а не
паблисити, не имя. Я не умею пользоваться известностью, да и не очень ее
ценю.
На экране вас не было четыре года...
Мишель
Пфайффер: А я этого как-то даже и не заметила. Просто сначала не
нравились роли, потом я решила затормозиться, чтобы побыть с семьей.
Потому что быть с мужем и детьми мне доставляло больше удовольствия, чем
быть перед камерой… Одним словом, мне этого хотелось. Возможно, то, что
я смогла себе это разрешить, – результат психоанализа. Ведь у меня за
плечами – годы и годы терапии.
Как они вас изменили?
Мишель
Пфайффер : Психоанализ лишает самомнения. По крайней мере так было со
мной. Чем глубже узнаешь себя, тем тебе становится очевиднее твоя
обыкновенность. В самом здравом смысле слова: что ты ничем не лучше, не
разумнее, не несчастнее и не глубже других. Для меня психоанализ –
что-то вроде лекарства от самоуверенности.
Вы признавались, что у
вас были сложные отношения с собственной внешностью: в интервью
20-летней давности вы говорите, что похожи на утку...
Мишель
Пфайффер: Так я и похожа! Ну, была. В том смысле, что сейчас это уже
неважно. А была похожа. Походка. Рот великоват. Меня даже в школе
дразнили – говорили, что я хороша была бы в роли Говарда Дака. Я,
кстати, и не особенно обижалась. В конце концов, подмечено тонко. И
знаете что еще… Я получила довольно строгое воспитание. Мама не работала
– четверо детей. Папа ставил кондиционеры, немножко торговал
подержанными холодильниками. И вот я его однажды, мне было лет
одиннадцать, спросила, не хотел ли бы он разбогатеть и иметь
какую-нибудь по-настоящему роскошную машину. Он ответил, что хотел бы,
чтобы мы путешествовали, чтобы увидели мир, а машину не хочет. Потому
что иметь роскошное авто – это хвалиться богатством. А хвалиться
богатством – дурной тон. Ну досталась мне эта внешность. В каком-то
смысле она – богатство. Я не хочу, чтоб этому придавалось значение. Тем
более что палка эта о двух концах. Один режиссер говорил мне на пробах,
что не возьмет меня на роль, потому что я как бы слишком хороша собой.
Потом я его как-то убедила, да и продюсер помог. А на съемках он все
смотрел в камеру и приговаривал: «Нет, слишком красивая. Как ни
старается, ничего не выходит!» Слышать подобное, скажу я вам, не очень
приятно. Я некоторое время пыталась бороться с предвзятостью в связи с
этой моей внешностью. В обычной жизни – никакой косметики. На
пробы, на интервью ходила чуть не в мужской одежде. Это ведь объективная
данность: удачная вроде бы внешность – не только богатство, но и
ограничение. Я в мире вообще не замечаю ничего однозначного. Все очень
многомерно.
Какой эффект – тоже от долгих лет терапии?Мишель
Пфайффер: Уж скорее от долгих лет жизни! Нет, я серьезно. Мне за
пятьдесят, и этот возраст сказался на мне освобождающе. Ведь все знают,
что мне за пятьдесят, и я не исключение: я знаю, что это уже возраст. Но
я знаю и то, что возраст – преимущество. Мне повезло стареть. Не все
доживают до старости. А я живу. И не считаю, что надо вечно выглядеть
молодой. Надо выглядеть неплохо, это да. Но не молодой, а – собой.
И все-таки, чему еще вас научила терапия?Мишель
Пфайффер: Тому, что я знаю о себе. Например, что я люблю понимать
«почему» и знать «зачем». Мне нравится понимать себя – ведь это
единственный способ разобраться и в том, что на самом деле происходит
вокруг. По большому счету именно поэтому я и решила пойти к
психоаналитику и ходила долгие годы регулярно. Теперь – уже не
регулярно, но все-таки мне это важно.
Наверное, еще и потому, что у меня
есть опыт принадлежности к секте – а это изжить нелегко. Мне было,
наверное, лет девятнадцать, я тогда только приехала в Лос-Анджелес,
искала маленькие роли, способ заработать, и меня, одинокую, напуганную и
неуверенную, быстро нашли.
Потом я поняла, что идеология секты была
довольно комичная – смесь какой-то метафизики-мистики с культом
вегетарианства. Они вытянули из меня довольно много денег, но это не
беда.
Беда была во мне самой – я была болезненно не уверена в себе и
нуждалась в руководстве, даже в контроле. Позже, чтобы понять, что со
мной произошло, я читала исследования о сектах и обнаружила, что,
оказывается, туда попадают не просто люди, в чем-то ущербные, а те, кто
хочет понять мир, у кого есть интеллектуальная и душевная жажда.
Толстокожие жертвами не становятся…
Что прозвучало для меня даже как-то
комплиментарно. Но тогда меня спас мой сокурсник по актерской школе, мы
поженились. Я избавилась от одного контроля, но скоро обнаружилось, что
все равно нуждаюсь в нем – в следующем контроле. Теперь руководил мною
уже Питер (Питер Хортон, актер и режиссер, первый муж Пфайффер. – Прим.
ред.). Однажды – к финалу нашего брака – родители приехали проведать
меня. А я должна была дать какое-то интервью. Папа потом говорил, что
был в ужасе: Питер буквально инструктировал меня, что я должна сказать, а
я повторяла за ним как заговоренная. Именно это и выявил психоанализ – я
бессознательно жаждала контроля. И за этой жаждой стоял страх: когда ты
боишься мира, не доверяешь ему, тебе важно утвердить некие гарантии
безопасности.
Психотерапия научила меня спокойнее принимать
неизвестность, неясность будущего.
Вашей дочери Клаудии сегодня восемнадцать. А годы назад вы решились ее удочерить, зная, что не страдаете бесплодием...
Мишель
Пфайффер: Решилась, потому что хотела иметь семью, но была убеждена,
что обычной семьи у меня не будет. Пришла к выводу, что я, видимо,
просто не для брака. Я рассталась с первым мужем, и это был болезненный
развод. Мы поженились очень, очень молодыми и решили расстаться не от
взаимной ненависти или раздражения, а потому что стало ясно, что нам
больше не по пути, мы будто выросли друг из друга. И ни ненависть, ни
раздражение не компенсировали боли от распада отношений.
Ведь нередко
бывает именно так – уже так ненавидишь, что даже рад оставить все в
прошлом. У нас этого не было.
Как сейчас помню – Питер помогал мне
грузить вещи в машину, когда я уезжала из нашего дома… Словом, я думала,
что вряд ли я выйду замуж вновь – есть же люди, которые выходят из
одних отношений, входят в другие, это серьезные отношения, но они не
предполагают брака. Я жила именно так.
Но ребенок – это другое. Мне
хотелось иметь ребенка. И все-таки я не решалась. Хотела понять, верны
ли мои резоны, мое состояние. Я рассказала об этом только двоим людям –
своему адвокату Барри Киршу и продюсеру Марти Брегману. Оба они для меня
что-то вроде лос-анджелесских родителей, знают меня и с лучшей, и с
худшей стороны… И оба сказали: ты не сможешь ее не любить, ты должна
сделать это. К моему изумлению!
А потом я встретила Дэвида (нынешний муж
актрисы. – Прим. ред.), и он сделал мне предложение.
Процесс удочерения
Клаудии был уже запущен, а я все не знала, как ему об этом сказать. Но в
какой-то момент решила: скажу, и заодно выясню, взрослый он человек или
инфантильный юноша. Выяснилось, что взрослый. Он принял меня вместе с
моим решением. И опять я была потрясена, но поняла: я не раз совершала
неверный выбор, но выбрала правильного мужчину. Совершенно,
безукоризненно правильного.
Под неверным выбором вы
подразумеваете свои знаменитые отказы? Вы, как известно, отказались от
роли в «Молчании ягнят», она досталась Джоди Фостер и сделала ее
звездой. Вы отказались от роли в «Основном инстинкте», и звездой стала
Шэрон Стоун. Вы отказались от «Неспящих в Сиэтле», и за Мэг Райан
закрепился статус королевы романтической комедии. Наконец, вы отказались
от «Тельмы и Луизы», а фильм стал настоящей классикой. Не жалеете?
 Мишель
Пфайффер: Но я расчистила дорогу перед потрясающими актрисами! Сколько
бы пришлось еще ждать, когда откроется огромный, невероятный талант
Шэрон Стоун? Я сыграла все, что мне нужно было сыграть. И я по-прежнему
считаю слишком неоднозначным «Молчание ягнят»... Я вспоминаю один
эпизод: когда я только пыталась стать актрисой, только приехала в
ЛосАнджелес, одна новая знакомая, она была уже актрисой пожилой, сказала
мне: найти в себе силы отказаться от роли, не думая о том, что
упускаешь работу, значит продемонстрировать силу. И в первую очередь
себе самой… Нет, я не жалею о своих отказах.
Ваш сын родился буквально через год после удочерения Клаудии. Как ладят ваши дети?
 Мишель
Пфайффер: У меня были опасения насчет этого, не скрою. Но факт – даже
вопрос этот, об их возможном неравенстве, никогда не возникал. У нас в
семье все равны… знаете, в каком-то высшем значении слова. Между детьми и
родителями всегда идет процесс взаимного воспитания. Маленький ребенок
никогда не будет таким, каким мы его себе представляли. И это можно
только принять. Без моих детей я не узнала бы многого. Например, что
есть ситуации, когда, казалось бы, неизбежна конфронтация, а ты
выбираешь присоединиться, не сопротивляться:
я все боролась с их сидением в интернете, а теперь сама в нем пропадаю! И
без них я, наверное, забросила бы рисование. Я начала рисовать в
Италии, на съемках «Женщины-ястреба». Собственно съемок было мало,
свободного времени много. И невероятная красота вокруг, а я первый раз
выехала со своего континента, в Европу… Меня так потрясала эта красота,
так много было чувств и так хотелось их выпустить, освободить. Я
рисовала. И с детьми то же – они пробуждают в тебе столько чувств… что… в
общем, я взяла курс занятий рисунком и живописью и теперь много рисую.
Пишу маслом.
А что пишете? Пейзажи?
Мишель Пфайффер: Что
вы, нет! Людей. Лица. А пейзажи и натюрморты ни за что. Мне даже слово
это неприятно: что в английском, что во французском языке оно звучит
как-то безжизненно. Nature morte – мертвая натура. Still life – замершая
жизнь.
А я люблю жизнь живую.
|
